Литературные чтения
Добавлено: Вт май 19, 2009 11:32 pm
Предлагаю вам для обсуждения отрывок из романа Юрия Никитина "Ярость". Для тех, кто не читал книгу, краткая предыстория: Россия. 1999 год. К власти приходит генерал по фамилии Кречет, который начинает наводить порядок, "не особо заботясь при этом о соблюдении прав человека и даже целых социальных групп". Либеральная общественность, конечно, в ужасе и запрашивает у самой дружественной нам страны военную помощь для защиты демократии.
Президент выезжает на военные учения, и здесь его должны, так сказать, свергнуть.
Предлагал читать отрывок некоторым из своих знакомых, друзей. Практически все, с небольшими вариациями, говорят, что это написал ненормальный. Или, помягче, что сейчас это уже не актуально.
Прошу не обсуждать творчество Никитина вцелом, весь роман или ТТХ танков. Хотелось бы узнать мнение сообщества об этом отрывке.
В двух десятках километров танки «синих» разворачивались для учебного боя. Солнце с утра пекло, как взбесилось, танковая броня успела накалиться, внутри уже было как в парилке. На всех танках люки открыты, кроме водителей, все повыползали наверх. Правда, попадали под удары яростного солнца, зато воздух с утра еще не прогрелся, не накалился, а легкий ветерок смахивает крупные капли пота…
Лейтенант Цыплаков, командир головного танка, всматривался в пыльный горизонт до рези в глазах. Непонятно, но танки «зеленых» должны появиться с северо-востока, а они идут с северо-северо-востока, и строй их несколько странный…
Внезапно ив наушниках сквозь треск и хрипы пробился строгий начальственный голос командующего бронетанковыми силами:
– Приказываю всем оставаться на местах! К нам прибыли союзники. Генерал Кречет арестован. Власть перешла в руки Временного комитета, созданного из депутатов Думы и силовых министров. В ближайшее время будут перевыборы президента… Приказываю соблюдать спокойствие. Всем оставаться на местах!
Лицо водителя было землистого цвета. Стрелок смотрел остановившимися глазами на командира. Цыплаков стиснул зубы:
– Переворот!
– Кречету конец, – бросил водитель.
– И реформе, – сказал радист мертвым голосом. – Это все из-за реформ.
Из пыльного облака выдвинулись танки. Шли неторопливо, на средней, даже медленной скорости, словно опасались мин или ловушек. Их приземистые корпуса разительно отличались от привычных, с которыми сжились за годы службы. В них чувствовалась не столько мощь, сколько уровень другой жизни, ибо все заметили антенны, с помощью которых американские танкисты переговариваются и получают любую информацию прямо через спутники, красные носы множества ракет, как противотанковых, так и противовоздушных, а также класса «земля – земля».
Даже перекатывались через валуны плавно, встроенные компьютеры мгновенно просчитывают малейшие неровности впереди и ведут танки так бережно, что там, внутри, в руке водителя не шелохнётся бокал с охлажденным вином.
– Американцы, – бросил Цыплаков снова. – Американцы…
Все трое смотрели на него отчаянными глазами. Он едва не заплакал:
– Но что мы можем? У нас холостые заряды! По всей армии холостые! И у «синих», и у «зеленых»!
В мертвой тишине все чувствовали своё полнейшее унизительное бессилие. На миг командир почувствовал, что такое же унизительное бессилие Кречет ощущает, когда НАТО придвигается к границам России.
– Они уже здесь, – сказал он тихо. – Псы-рыцари…
Он не успел додумать мысль до конца, когда мотор взревел, танк шелохнулся. У водителя лицо стало строже, он стал похож на своего деда, погибшего под Курском. Он стал даже красивым, хотя оставался таким же прыщавым, с задранным, как у поросёнка, носом.
– Командир… они топчут нашу землю. Это враги.
– И не быть нам с честью, – ответил он, – а быть нам тс американцами.
– Под американцами, – поправил снизу водитель.
Командир включил связь, крикнул в микрофон:
– Всем-всем! Танк двести первый… Прощайте, друзья!
В тот же миг под ним взревел разбуженный исполинский зверь. Их прижало к спинкам сидений. Танк понёсся на бешеной скорости, никогда ещё они не включали форсаж, на котором тяжёлый танк обгоняет легковые автомобили. Их даже не трясло, танк проносился над камнями и кочками, как глиссер по воде, а впереди угрожающе быстро росли вражеские танки.
В микрофоне слабо пропищало:
– Танк двести первый!.. Приказываю остановиться!
– За Россию, – ответил командир. Он чувствовал, что сейчас он уже не тот человек, который кололся, воровал у отца деньги, подставил друзей, и что если он остался бы жить, то уже никогда бы, никогда…
– Двести первый! – надрывался голос. – Двести первый!
– Я – двести первый, – ответил Цыплаков чистым ясным голосом. – Мы твои, Россия!
Командующий закричал так громко, что могли услышать все в танке:
– Танк двести первый!.. За невыполнение приказа… все пойдут под военный трибунал!
– Да, – ответил Цыплаков, он чувствовал дрожь в голосе, но это убыл не страх, а непонятный ему ещё восторг, – но высший трибунал – Бог… – Танк тряхнуло, больно прикусил язык и даже щёку, подумал, выкрикнул: – А мой Бог – Россия!
– Музыка? – вдруг вскрикнул стрелок.
Командир стиснул зубы, высматривая вражеский танк, и вдруг в самом деле услышал… или словно бы услышал странную музыку, суровую и печальную, что неслась сверху, словно бы с небес, хотя он знал, что небо безоблачное.
– Музыка, – крикнул он хрипло. – Музыка!
Музыка звучала все громче, он слышал победные крики крылатых дев, лязг мечей и свист стрел, ржание коней, звон мечей и стук стрел о щиты.
Впереди в сотне метров вырастал огромный американский танк, похожий на слиток металла, с округлыми краями. Командир успел подумать, что сейчас там, внутри, сидят в комфортабельных креслах, там кондишен, они пьют пиво и насмехаются над русскими, что скорчились в своих танках, как сардины в консервных банках.
Рядом что-то закричал радист, внизу кричал водитель, но это был не крик страха, а ярости, жажды скорее добраться до врага, сокрушить, вбить в землю, расплескать их мозги по кабине с мягкой изоляцией от ушибов…
Американский танк в последний момент, наконец-то поняв, в ужасе сбавил ходя, попытался отвернуть. В наушниках верещало, слышались уже и другие панические голоса. Цыплаков в весёлой ярости, задыхаясь от непонятного восторга, подался вперёд, торопя танк, сердце стучало быстро и мощно, он чувствовал счастье, ликование, успел подумать, что то же чувствовали его далекие предки, когда с мечами в руках прыгали на чужой берег через борта драккаров…
Страшный удар, от которого заложило уши, прокатился над полем. Чужой танк был отброшен, но теперь это был не танк, осталась сплющенная глыба металла, огромная и нелепая, из которой полыхнуло короткое пламя, раздался мощный взрыв, во все стороны ударили багровые струи огня, к небу взвились черные страшные клубы дыма.
Командир танка двести тринадцать вскрикнул:
– Ах ты, Серёга… На этот раз ты меня опередил!
Танк задрожал, начал медленно выкатываться вперёд. Водитель вскинул лицо, в глазах стояли слёзы, но губы кривились в странной улыбке. Он почти прошептал, но командир услышал:
– Что будем делать, командир?
– Жить, – ответил командир.
Танк, словно поняв недосказанное, ринулся вперёд. Он тоже, как и люди в нем, не жил, а только существовал, темно и вяло, а жизнь ощутил только в момент, когда мотор взревел и заработал во всю мощь, немилосердно пожирая дорогую солярку.
– Даёшь, – сказал командир громко, один запнулся, не зная, что сказать дальше, но это странное слово пробудило нечто древнее, великое, священное… да-да, священное, пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война… священная… – Даёшь! – вскричал он крепнущим голосом.
– Даёшь, – ответил снизу водитель.
– Даёшь!!! – закричал стрелок.
Танк нёсся, как птица, что проносится над землёй, иногда касаясь ее кончиком крыла, но всё равно это полёт, это счастье…
Американский танк, который они выбрали для удара, вздрогнул, словно конь, который получил в лоб молотом, остановился, даже сделал движение попятиться, но русский танк взлетел на пригорке в воздух и обрушился всей тяжестью, вложив в удар всю ярость и боль.
От грохота и страшного взрыва содрогнулись во всех американских танках. Они еще двигались вперёд, но в эфире стоял крик, все перебивали друг друга, что-то кричали, требовали указаний.
На позиции «синих» командир танка двести семь сказал угрюмо:
– Цыплаков уже начал. А что же мы?
Бугаев, угрюмый толстомордый сибиряк из далёкой тайги, молча вдавил педаль до отказа. Танк прыгнул, их прижало к жестким сиденьям. Радист торопливо закричал в микрофон:
– Всем-всем!.. Двести седьмой прощается с Родиной. Всем-всем…
Водитель скорчился на сиденье, прилип к рычагам, ибо танк, на который он нацелился, словно почуял его взгляд, начал на ходу рыскать из стороны в сторону.
– Не уйдёшь, черномазый…
Командир живо представил на водительском сиденье американского танка жирного негра, тупого и наглого, который явился трогать русских женщин, швыряться долларами, сыто рыгать и хаять всё русское.
– Сволочи! – закричал он. – Не уйдёте!!!
Американские танки сбавили ход, но их танк нёсся как снаряд, два танка, что оказались впереди, бросились в стороны. В последний момент водитель успел дёрнуть за рычаги, их стальная громада ударила в бок левому.
Страшный грохот перекрыл все звуки. В соседних танках содрогнулись, волна взрыва тряхнула их на мягких сиденьях. Черная туча, сквозь которую рвались багровые языки пламени, как стена, встала на месте столкнувшихся станков и не желала рассеиваться.
Танки рассыпались по полю, потеряв строй. Уже три чёрных столба горящего мазута вздымались к небу. Багровое пламя иногда выстреливало тонкими струйками, словно еще находило, чему взрываться. В наушниках стоял крик, слова командующего тонули в криках на английском, и командир танка двести три свирепо улыбнулся:
– Не та прогулочка, что обещана?
Их прижимало к спинкам всё сильнее. Рёв оглушал, но кровь лишь быстрее струилась в жилах, в сердце рос восторг, радость, странное просветление, это было счастье, которое возможно лишь в такой миг…
Многие услышали в своих шлемофонах почти спокойный голос командира, которому исполнился двадцать один год:
– Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает…
Чужой танк даже не пытался уворачиваться, пятился, пушка лихорадочно стреляла, пулеметы били все. Бензобак русского танка внезапно с грохотом взорвался, но они уже настигали американский танк, ударили на всей скорости, тот откатился, русский танк отбросило, но, к удивлению тех, кто видел, он, окутанный огнём и дымом, снова набрал скорость, догнал, ударил ещё и ещё, и внезапно американский танк вспыхнул, обе железные громадины скрылись в чёрной дымной туче.
Текст приведён исключительно для популяризации романа "Ярость" и не имеет целью получение коммерческой прибыли - это реверанс в сторону защиты авторских прав
Президент выезжает на военные учения, и здесь его должны, так сказать, свергнуть.
Предлагал читать отрывок некоторым из своих знакомых, друзей. Практически все, с небольшими вариациями, говорят, что это написал ненормальный. Или, помягче, что сейчас это уже не актуально.
Прошу не обсуждать творчество Никитина вцелом, весь роман или ТТХ танков. Хотелось бы узнать мнение сообщества об этом отрывке.
В двух десятках километров танки «синих» разворачивались для учебного боя. Солнце с утра пекло, как взбесилось, танковая броня успела накалиться, внутри уже было как в парилке. На всех танках люки открыты, кроме водителей, все повыползали наверх. Правда, попадали под удары яростного солнца, зато воздух с утра еще не прогрелся, не накалился, а легкий ветерок смахивает крупные капли пота…
Лейтенант Цыплаков, командир головного танка, всматривался в пыльный горизонт до рези в глазах. Непонятно, но танки «зеленых» должны появиться с северо-востока, а они идут с северо-северо-востока, и строй их несколько странный…
Внезапно ив наушниках сквозь треск и хрипы пробился строгий начальственный голос командующего бронетанковыми силами:
– Приказываю всем оставаться на местах! К нам прибыли союзники. Генерал Кречет арестован. Власть перешла в руки Временного комитета, созданного из депутатов Думы и силовых министров. В ближайшее время будут перевыборы президента… Приказываю соблюдать спокойствие. Всем оставаться на местах!
Лицо водителя было землистого цвета. Стрелок смотрел остановившимися глазами на командира. Цыплаков стиснул зубы:
– Переворот!
– Кречету конец, – бросил водитель.
– И реформе, – сказал радист мертвым голосом. – Это все из-за реформ.
Из пыльного облака выдвинулись танки. Шли неторопливо, на средней, даже медленной скорости, словно опасались мин или ловушек. Их приземистые корпуса разительно отличались от привычных, с которыми сжились за годы службы. В них чувствовалась не столько мощь, сколько уровень другой жизни, ибо все заметили антенны, с помощью которых американские танкисты переговариваются и получают любую информацию прямо через спутники, красные носы множества ракет, как противотанковых, так и противовоздушных, а также класса «земля – земля».
Даже перекатывались через валуны плавно, встроенные компьютеры мгновенно просчитывают малейшие неровности впереди и ведут танки так бережно, что там, внутри, в руке водителя не шелохнётся бокал с охлажденным вином.
– Американцы, – бросил Цыплаков снова. – Американцы…
Все трое смотрели на него отчаянными глазами. Он едва не заплакал:
– Но что мы можем? У нас холостые заряды! По всей армии холостые! И у «синих», и у «зеленых»!
В мертвой тишине все чувствовали своё полнейшее унизительное бессилие. На миг командир почувствовал, что такое же унизительное бессилие Кречет ощущает, когда НАТО придвигается к границам России.
– Они уже здесь, – сказал он тихо. – Псы-рыцари…
Он не успел додумать мысль до конца, когда мотор взревел, танк шелохнулся. У водителя лицо стало строже, он стал похож на своего деда, погибшего под Курском. Он стал даже красивым, хотя оставался таким же прыщавым, с задранным, как у поросёнка, носом.
– Командир… они топчут нашу землю. Это враги.
– И не быть нам с честью, – ответил он, – а быть нам тс американцами.
– Под американцами, – поправил снизу водитель.
Командир включил связь, крикнул в микрофон:
– Всем-всем! Танк двести первый… Прощайте, друзья!
В тот же миг под ним взревел разбуженный исполинский зверь. Их прижало к спинкам сидений. Танк понёсся на бешеной скорости, никогда ещё они не включали форсаж, на котором тяжёлый танк обгоняет легковые автомобили. Их даже не трясло, танк проносился над камнями и кочками, как глиссер по воде, а впереди угрожающе быстро росли вражеские танки.
В микрофоне слабо пропищало:
– Танк двести первый!.. Приказываю остановиться!
– За Россию, – ответил командир. Он чувствовал, что сейчас он уже не тот человек, который кололся, воровал у отца деньги, подставил друзей, и что если он остался бы жить, то уже никогда бы, никогда…
– Двести первый! – надрывался голос. – Двести первый!
– Я – двести первый, – ответил Цыплаков чистым ясным голосом. – Мы твои, Россия!
Командующий закричал так громко, что могли услышать все в танке:
– Танк двести первый!.. За невыполнение приказа… все пойдут под военный трибунал!
– Да, – ответил Цыплаков, он чувствовал дрожь в голосе, но это убыл не страх, а непонятный ему ещё восторг, – но высший трибунал – Бог… – Танк тряхнуло, больно прикусил язык и даже щёку, подумал, выкрикнул: – А мой Бог – Россия!
– Музыка? – вдруг вскрикнул стрелок.
Командир стиснул зубы, высматривая вражеский танк, и вдруг в самом деле услышал… или словно бы услышал странную музыку, суровую и печальную, что неслась сверху, словно бы с небес, хотя он знал, что небо безоблачное.
– Музыка, – крикнул он хрипло. – Музыка!
Музыка звучала все громче, он слышал победные крики крылатых дев, лязг мечей и свист стрел, ржание коней, звон мечей и стук стрел о щиты.
Впереди в сотне метров вырастал огромный американский танк, похожий на слиток металла, с округлыми краями. Командир успел подумать, что сейчас там, внутри, сидят в комфортабельных креслах, там кондишен, они пьют пиво и насмехаются над русскими, что скорчились в своих танках, как сардины в консервных банках.
Рядом что-то закричал радист, внизу кричал водитель, но это был не крик страха, а ярости, жажды скорее добраться до врага, сокрушить, вбить в землю, расплескать их мозги по кабине с мягкой изоляцией от ушибов…
Американский танк в последний момент, наконец-то поняв, в ужасе сбавил ходя, попытался отвернуть. В наушниках верещало, слышались уже и другие панические голоса. Цыплаков в весёлой ярости, задыхаясь от непонятного восторга, подался вперёд, торопя танк, сердце стучало быстро и мощно, он чувствовал счастье, ликование, успел подумать, что то же чувствовали его далекие предки, когда с мечами в руках прыгали на чужой берег через борта драккаров…
Страшный удар, от которого заложило уши, прокатился над полем. Чужой танк был отброшен, но теперь это был не танк, осталась сплющенная глыба металла, огромная и нелепая, из которой полыхнуло короткое пламя, раздался мощный взрыв, во все стороны ударили багровые струи огня, к небу взвились черные страшные клубы дыма.
Командир танка двести тринадцать вскрикнул:
– Ах ты, Серёга… На этот раз ты меня опередил!
Танк задрожал, начал медленно выкатываться вперёд. Водитель вскинул лицо, в глазах стояли слёзы, но губы кривились в странной улыбке. Он почти прошептал, но командир услышал:
– Что будем делать, командир?
– Жить, – ответил командир.
Танк, словно поняв недосказанное, ринулся вперёд. Он тоже, как и люди в нем, не жил, а только существовал, темно и вяло, а жизнь ощутил только в момент, когда мотор взревел и заработал во всю мощь, немилосердно пожирая дорогую солярку.
– Даёшь, – сказал командир громко, один запнулся, не зная, что сказать дальше, но это странное слово пробудило нечто древнее, великое, священное… да-да, священное, пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война… священная… – Даёшь! – вскричал он крепнущим голосом.
– Даёшь, – ответил снизу водитель.
– Даёшь!!! – закричал стрелок.
Танк нёсся, как птица, что проносится над землёй, иногда касаясь ее кончиком крыла, но всё равно это полёт, это счастье…
Американский танк, который они выбрали для удара, вздрогнул, словно конь, который получил в лоб молотом, остановился, даже сделал движение попятиться, но русский танк взлетел на пригорке в воздух и обрушился всей тяжестью, вложив в удар всю ярость и боль.
От грохота и страшного взрыва содрогнулись во всех американских танках. Они еще двигались вперёд, но в эфире стоял крик, все перебивали друг друга, что-то кричали, требовали указаний.
На позиции «синих» командир танка двести семь сказал угрюмо:
– Цыплаков уже начал. А что же мы?
Бугаев, угрюмый толстомордый сибиряк из далёкой тайги, молча вдавил педаль до отказа. Танк прыгнул, их прижало к жестким сиденьям. Радист торопливо закричал в микрофон:
– Всем-всем!.. Двести седьмой прощается с Родиной. Всем-всем…
Водитель скорчился на сиденье, прилип к рычагам, ибо танк, на который он нацелился, словно почуял его взгляд, начал на ходу рыскать из стороны в сторону.
– Не уйдёшь, черномазый…
Командир живо представил на водительском сиденье американского танка жирного негра, тупого и наглого, который явился трогать русских женщин, швыряться долларами, сыто рыгать и хаять всё русское.
– Сволочи! – закричал он. – Не уйдёте!!!
Американские танки сбавили ход, но их танк нёсся как снаряд, два танка, что оказались впереди, бросились в стороны. В последний момент водитель успел дёрнуть за рычаги, их стальная громада ударила в бок левому.
Страшный грохот перекрыл все звуки. В соседних танках содрогнулись, волна взрыва тряхнула их на мягких сиденьях. Черная туча, сквозь которую рвались багровые языки пламени, как стена, встала на месте столкнувшихся станков и не желала рассеиваться.
Танки рассыпались по полю, потеряв строй. Уже три чёрных столба горящего мазута вздымались к небу. Багровое пламя иногда выстреливало тонкими струйками, словно еще находило, чему взрываться. В наушниках стоял крик, слова командующего тонули в криках на английском, и командир танка двести три свирепо улыбнулся:
– Не та прогулочка, что обещана?
Их прижимало к спинкам всё сильнее. Рёв оглушал, но кровь лишь быстрее струилась в жилах, в сердце рос восторг, радость, странное просветление, это было счастье, которое возможно лишь в такой миг…
Многие услышали в своих шлемофонах почти спокойный голос командира, которому исполнился двадцать один год:
– Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», пощады никто не желает…
Чужой танк даже не пытался уворачиваться, пятился, пушка лихорадочно стреляла, пулеметы били все. Бензобак русского танка внезапно с грохотом взорвался, но они уже настигали американский танк, ударили на всей скорости, тот откатился, русский танк отбросило, но, к удивлению тех, кто видел, он, окутанный огнём и дымом, снова набрал скорость, догнал, ударил ещё и ещё, и внезапно американский танк вспыхнул, обе железные громадины скрылись в чёрной дымной туче.
Текст приведён исключительно для популяризации романа "Ярость" и не имеет целью получение коммерческой прибыли - это реверанс в сторону защиты авторских прав
