No neitronbomb!

[Председатель]

Кто как, а я очень люблю сочинять новые лекции для каждого следующего семестра (или хотя-бы изменять текст старых). Увлекательное это занятие! Особенно интересно сочинять лекции по тем дисциплинам, содержание которых ещё не устоялось. Например, по курсу "Природные ресурсы". Говори что хочешь! Красота! В рамках приличия конечно...
С другой стороны ни тебе учебников, ни, даже, толком учебной программы. Даже справочных материалов толком днем с огнём не сыщешь! Что бы сочинить что-нибуть внятное и удобоваримое приходится просматривать горы первоисточников. Зачастую разыскиваеш одно, а находиш совсем другое... Не менее интересное...

Меня всегда интересовала история создания тех или иных наборов солдатиков. Почему вдруг одни наборы исчезают из продажи без видимых причин, а на их место приходят другие. Почему вдруг наборы той же"Тульской техники" то лежали во всех магазинах, торгующих игрушками и культтоварами, то вдруг изымались из продажи. То снова появлялись на полках.
Зачастую на это влияют факторы очень далёкие от технологических возможностей производителей или экономических интересов.
Интересная картина получается, если попытаться связать эти факты, скажем, с изменением ситуации в международных отношениях...
Интересная еще и потому, что для большинства населения нашей страны эти события уже "ушли за горизонт", будучи заслоненные кризисом и вообще необходимостью "выжить здесь и сейчас".
Наши дети вынуждены судить о событиях даже недавней истории по учебникам, написанным руками наших недругов. Значи никто кроме нас не в силах объяснить им "что же было на самом деле"...

[Председатель]

Владимир Мейлицев

ОТ ПОЛИТИКИ РАЗРЯДКИ К НЕЙТРОННОЙ БОМБЕ

"Не следует думать, что поворот к ослаблению напряженности в отношениях между Востоком и Западом был обусловлен только внешними причинами, вытекающими из ядерного паритета между Советским Союзом и Соединенными Штатами. В подготовке этого поворота сказались также настроения и действия внутренних сил в основных государствах западного «полюса силы». Причем, как и положено при значимых изменениях политического процесса, участвовали в этом и «низы», и «верхи».
Это стало ясно уже на рубеже 1960-х — 1970-х годов, когда советская массированная атака на конфронтацию и неограниченное наращивание военных потенциалов только еще начиналась. Хорошее представление о том, как выглядела ситуация в глазах заинтересованного, но не ангажированного эксперта, дает статья американского полковника Р. Хейнла «Военная политика и стратегия США в 70-х годах», опубликованная в 1970 году в английском ежегоднике «Брэсси’з эньюэл». Эта статья представляет собой краткий, но вполне системный обзор сугубо внутренних причин, которые, складываясь с внешними, в первой половине 70-х годов вынудили американское руководство изменить характер своих стратегических установок и направленность военного строительства.

[Председатель]

Первым и главным фактором, заявившим о себе в это время, Хейнл считает народный антимилитаризм в США, превосходящий по своим масштабам антивоенные выступления 1920-х и 1930-х годов. Его подъем был обусловлен непопулярной вьетнамской войной, и прежде всего призывом срочников на основе несправедливой, плохо продуманной и неконтролируемой системы комплектования. Стоит вспомнить, что в принципе комплектование вооруженных сил в США было добровольным, и повинность вводилась только на периоды серьезных военных действий. В 1940 году, в связи со Второй мировой войной, ее ввели — и это было понятно всем. А вот потом, взяв курс на мировое господство, впервые не отменили в мирное время. От четвертой большой войны за 53 года устал весь народ. Появились признаки кризисного состояния военно-промышленного комплекса: ученые, преподаватели, студенты выступают против военных исследований и программ подготовки офицеров резерва, что фактически означает общий отказ этой части интеллигенции от поддержки американской военной политики. Такие настроения привели даже к тому, что Сенате образовалась заметная разоруженческая фракция новолевацкого толка.

[Председатель]

Вторым был фактор более высокого, можно сказать, общеполитического, уровня. В стране развернулось влиятельное антивоенное движение, участники которого, будучи представителями самых разных слоев населения, были одинаково недовольны ролью международного жандарма, которую особенно навязывали своей стране президенты Кеннеди и Джонсон. Очень многие американцы в то время пришли к выводу, что США слишком уж много берут на себя в деле обеспечения безопасности и обороны своих союзников и сателлитов. В этих настроениях просматривался своего рода неоизоляционизм, заставляющий вспомнить про самопозиционирование Североамериканских Соединенных Штатов на протяжении XIX века.

[Председатель]

Наконец, в качестве третьего фактора, приведшего к смене военно-политической парадигмы Вашингтона, полковник называет движение за экономию средств на военные нужды, улучшение системы военных закупок и лучшую организацию национальной обороны. Здесь автор, будучи человеком военным и потому доверяющим собственному видению обсуждаемых проблем, разворачивает критику ошибок и просчетов военного руководства страны. Эта критика во многом пристрастна, но взгляд «изнутри» всегда интересен, поэтому позволим себе остановиться на нём более подробно.

[Председатель]

Пентагон, считает Хейнл (и, видимо, немалая и авторитетная часть американских военных, чье мнение он выражал), присвоил себе слишком значительную роль в жизни государства. Чрезмерно раздуто всё — и расходы, и численность, и географический размах активности военного ведомства. Оборонный бюджет 1970-71 финансового года составил 73 миллиарда долларов, вобрав в себя более трети всего госбюджета. Общая численность военного и гражданского персонала вооруженных сил превышает население США в 1789 году — году вступления в действие Конституции Соединенных Штатов. Крупные группировки войск содержатся в Европе, Японии, Таиланде, Тайване, Филиппинах, Окинаве, Корее и Вьетнаме, и это помимо более мелких контингентов и миссий, разбросанных по всему остальному миру. Всего вне пределов США в это время находилось свыше миллиона американских военнослужаших.

[Председатель]

Обращаясь к военной и военно-технической областям деятельности, автор приводит обширный перечень ошибок и неудач Пентагона за те недавние восемь лет, когда его возглавлял генерал Роберт Макнамара. Здесь и установленный министром потолок в 1054 МБР, который превышен русскими, и теперь они опережают Америку по мегатоннажу ядерных боеголовок; и 1,5 миллиарда долларов, истраченных на ненужный супербомбардировщик В-70 «Валькирия»; и программа американо-германского танка МВТ-70, поглотившая впустую более 2 миллиардов, так как танк оказался слишком дорог, чтобы ФРГ стала его покупать. Здесь и проект электронного забора между Северным и Южным Вьетнамом: он должен был стоить 2 миллиарда, но его датчики при испытаниях в реальных условиях засекали лишь буйволов, не будучи способными перекрыть «тропу Хо Ши Мина», так что проект был отвергнут сразу же, как только Макнамара ушел с поста министра обороны. Здесь же и непонятно зачем построенные неатомные ударные авианосцы, и запрет на модернизацию кораблей ВМС — теперь из-за инфляции предполагавшаяся замена старых кораблей вновь построенными практически невозможна; а советский флот быстро растет и совершенствуется…

Там перечислено еще много всего, и в целом эта часть статьи дает ясное представление о том, насколько сильным было недовольство военных «верхов» положением, в котором оказалась страна к началу 70-х годов ХХ века. Добавив сюда первые два внутренних фактора и пришедшее осознание того, что США больше не обладают абсолютным силовым превосходством над своим восточным противником, можно было без особого труда сделать вывод о неизбежности скорых и серьезных перемен в политическом курсе страны и тенденциях развития ее вооруженных сил.

Наверное, мало кто станет предполагать, что эти перемены должны были выразиться в отказе Вашингтона от попыток восстановить свое мировое лидерство. Мировое господство всегда было и остаётся целью Америки при любых администрациях. Но даже для самых упорных поборников американской гегемонии — точнее, для тех из них, кто должен был и умел сохранять адекватное мышление — стала очевидной необходимость перерыва, своего рода антракта в лобовом противостоянии с социалистическим лагерем и, так сказать, диверсификации своих усилий.

[Председатель]

Поэтому вполне логично, что в первой половине 1970-х годов среди американского высшего политического истеблишмента у разрядки оказалось много серьезных сторонников. Спикер Палаты представителей Конгресса США говорил: «Американские лидеры, не закрывая глаза на существующие между нами фундаментальные идеологические и политические различия … неоднократно заявляли о своей поддержке политики разрядки. Мы должны строго придерживаться этого принципа, так как нормализация отношений между двумя великими державами является лучшей гарантией мира». Или вот слова человека, бесспорно являвшегося в те годы американским лидером, госсекретаря США Генри Киссинджера: «Мы откровенно, со всей прямотой заявляем, что не видим никакой разумной альтернативы этой политике (т.е. разрядке — авт.)».

[Председатель]

Не будем пытаться определить, сколько в таких заявлениях было искреннего чувства, а сколько — желания взять паузу для выработки новой стратегической линии или просто следования требованиям текущей конъюнктуры. Хорошо иллюстрируют эту многослойность мотивации слова того же Киссинджера. В очередной раз объясняя официальную позицию США в тот период, он говорил: «На протяжении последних лет мы стремились принимать во внимание реальности нашего времени. Впервые за нашу новейшую историю в лице Советского Союза США противостоит равная сила. Поэтому необходимо выйти за рамки непрерывного противоборства и строить более стабильные отношения между двумя великими державами».

В общем, сказано достаточно прозрачно: гарантированно победить не можем, значит, не надо воевать, надо строить стабильные отношения. Так и просится продолжение: а там посмотрим…

Как бы то ни было, можно констатировать: в начале 1970-х годов самый верхний уровень американского руководства декларировал свою приверженность процессу снижения напряженности в международных отношениях.

[Председатель]

Однако серьёзно менять курс было поздно. Соединенные Штаты уже стали единоличным лидером западного мира, они долго шли к этой роли и теперь не могли отступать. Лидер нужен прежде всего в борьбе. А поскольку выбор соперников был крайне невелик, то судьбу разрядки можно было предсказать еще до ее первых успехов. И пока руководители страны говорили на международных форумах о мирном сосуществовании, следующий по рангу слой политиков не жалел сил на подготовку возвращения к силовому варианту диалога между двумя сверхдержавами.

Основная методическая идея для начального этапа этого поворота сформировалась к середине 1970-х годов. Состояла она в том, что разрядка объявлялась выгодной только Советскому Союзу. Будущий президент Рейган, всегда отличавшийся правыми взглядами, называл ее тогда «улицей с односторонним движением».

Что ж, доля истины тут есть. СССР действительно нуждался в ослаблении накала гонки вооружений, которая требовала всё больше усилий и ресурсов. Однако другая сторона правды заключена всё же в том, что снижение вероятности всемирного ядерного (а хоть и неядерного!) конфликта объективно отвечает интересам подавляющего большинства населения планеты. Но именно эта сторона дела, американцами из рассмотрения исключалась.

[Председатель]

Очень обрадовались наши противники, когда на XXV съезде КПСС Брежнев сказал, что «разрядка ни в коей мере не отменяет и не может отменить или изменить законы классовой борьбы». Подставились! И «Нью-Йорк таймс» выдает чрезвычайно тонкое умозаключение: раз разрядка не отменяет законов классовой борьбы, то ее можно «рассматривать просто как удобный фон, который весьма устраивает Советский Союз и его союзников, потому что они рассчитывают, действуя на этом фоне, поглотить страны некоммунистического мира, одну за другой».

Не следует, конечно, ждать аналитической глубины от очевидно пропагандистского текста. И всё же… Во-первых, подходя строго формально, надо признать: заключая комплекс мирных соглашений первой половины 1970-х годов, руководители двух сторон ни словом нигде не обмолвились о запрещении классовой борьбы. К классовой борьбе этот комплекс если и имел отношение, то довольно косвенное — он, вводя договорные механизмы разрешения противоречий, ограничивал набор допустимых методов ведения и распространения по миру этой самой классовой борьбы.

[Председатель]

Во-вторых, классовая борьба на протяжении десятилетий была одним из базовых понятий, на которых держалось всё здание политической системы СССР. Страна, в том виде, в каком она существовала на тот момент, была построена победителями в классовых битвах, и ее руководство было законным наследником этих победителей. Странно было бы предположить, что Политбюро, не планируя коренного изменения конституционного устройства государства, вдруг по-быстрому отменит столь фундаментальное основание своей легитимности. И потом — мы ведь не рассчитывали, что Америка во имя мирного сосуществования станет пересматривать свои идейные ценности. Так с чего бы нам?

[Председатель]

В-третьих, нельзя забывать о наших геополитических интересах. В развивающихся странах, где мы имели или хотели бы иметь влияние, были значительные силы, которые рассматривали свое движение к экономической и политической состоятельности в рамках классового подхода. Вполне вероятно, что ревизия значения и содержания классовой борьбы привела бы к «смене ориентации» многих из них. Попросту говоря, мы могли бы потерять союзников.

Наконец, последнее: а что, собственно, изменилось? Мы, как и положено великой державе, искали и находили союзников и сочувствующих и раньше, в период открытого противостояния с Западом. Мы естественным образом продолжим эти усилия и в новых условиях — что же тут неожиданного, где коварство, отчего крик? Да, разрядка, вероятно, привлекла к нам дополнительные симпатии в мире — но ведь в такой игре каждый участник имеет право, не выходя за некоторые границы, искать для себя преимуществ.

[Председатель]

Что в сухом остатке? Приняв поначалу разрядку как хороший выход из оформившегося внутри- и внешнеполитического тупика, наши соперники на мировом татами вскоре осознали, что мы получаем от такого хода больше преимуществ, чем они. Альтернативный вариант здесь единственный — если мягкий курс идет на пользу Советскому Союзу, то надо возвращаться к жесткому.

[Председатель]

Ну и стали возвращаться. Сразу же после завершения хельсинского Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе на всей территории континента была проведена беспрецедентная по масштабам серия общенатовских учений и маневров «по отражению советской агрессии». Их смысл прямо объяснила американская газета «Интернэшнл геральд трибюн», издающаяся в Париже: «Проведение осенью 1975 года интегрированных военных маневров рассматривается как демонстрация союзной военной мощи в расчете на то, чтобы произвести впечатление на Москву. Они задуманы как необходимый ответ тем, кто умиляется по поводу разрядки».

Была развернута дискуссия о новых военно-стратегических концепциях блока, и прежде всего по вопросу о применении ядерного оружия. В ходе обсуждения министр обороны ФРГ Лебер выступил с призывом «быть полными решимости первыми применить атомное оружие». Для поднятия тонуса налогоплательщиков американская печать активизировала тему о потерях населения США от «возможного ракетного нападения» СССР и мерах для уменьшения этих потерь.

Пропагандистская кампания о советской военной угрозе выдает поистине роковые разоблачения. Американская флотская газета «Нейви таймс»: «Все современные признаки говорят о том, что Россия готовится к установлению мирового господства с помощью войны или угрозы войны, включая ядерный шантаж».

[Председатель]

Мнения, конечно, могут быть разными, но мне, который был в 1976 году вполне взрослым человеком, кажется вполне абсурдной мысль, что СССР времён зрелого социализма (или, если хотите, брежневского застоя) стремился к развязыванию ядерной войны. Кроме всего прочего, я лично как раз тогда служил свои 2 года в ракетных войсках — должен же я был хоть что-нибудь заметить!

[Председатель]

Дав, так сказать, слабину, позволив на короткое время увлечь себя перспективами мирного сосуществования, а потом как бы опомнившись, Запад ищет спасения от советской угрозы в небывалом доселе сплочении своих дрогнувших рядов: «Дни малых наций, — провозглашает американский журнал «Нейви интернэшнл», — прошли. Речь ныне идет не о суверенитете, а о том, чтобы выжить…». Это он про европейские страны НАТО. Чувствуете, какой трагический пафос! Более спокойный человек, университетский профессор Рэй Клейн — кстати, бывший сотрудник ЦРУ, — в своей книге (1975 год) предлагает создать глобальный военно-политический «межокеанский союз» против СССР. Костяк его должны составить США, крупнейшие страны Европы, Израиль, Тайвань, Япония и Австралия. То есть заменить одним сверхблоком почти все существовавшие тогда основные военные блоки.

[Председатель]

Все эти усилия принесли результат. Отменять договоры, подписанные в первой половине 1970-х годов, конечно, не стали: вот уж этого международное общественное мнение точно бы не перенесло. Но процесс разрядки удалось остановить. И договор по ограничению стратегических вооружений, ОСВ-2, подписанный Брежневым и Фордом в 1976 году, так и не был ратифицирован Конгрессом США.

Усилия Советского Союза, сформулированные как задача «дополнить политическую разрядку разрядкой военной», были успешно заблокированы. Вместо этого восторжествовал призыв «подкрепить разрядку военной силой», и с середины 1970-х годов опять начинается быстрый рост военных бюджетов стран-членов НАТО.

Президента Никсона, прекратившего войну США во Вьетнаме и выведшего оттуда американские войска, сменил президент Форд, не привнесший качественных изменений в обсуждаемый аспект внешней политики Соединенных Штатов. На его время пришлось торможение процессов разрядки и нарастание обратных тенденций.

[Председатель]

А потом к власти пришел Джимми Картер, а его помощником по национальной безопасности стал Збигнев Бжезинский.

Президентов Америки в Советском Союзе знали всегда, а вот известности, какую приобрел Бжезинский, пожалуй, не достигал ни один президентских помощников ни до, ни после него (во всяком случае, таково личное ощущение автора, который в те годы был нормальным советским инженером, ничуть не более политизированным, чем основная масса тогдашней нашей технической интеллигенции).

По специальности Бжезинский был социологом и советологом, и ему очень нравилась американская модель организации экономики и государства. Развивая свой вариант концепции «постиндустриального общества», он рассматривал эту модель как прообраз будущего состояния всего цивилизованного человечества. То есть советский вариант мироустройства, как неперспективный, не мог ему нравиться — и не нравился.

Впрочем, помимо антикоммунизма, у Бжезинского были национальные и даже личные поводы ненавидеть Россию и русских вообще.

[Председатель]

Как бы то ни было, Бжезинский был настоящим, неконъюнктурным антикоммунистом и антисовечиком, и к тому же он был ученым, теоретиком. Его взгляды, его проповедь как нельзя лучше соответствовали умонастроению тех кругов в США и вообще на Западе, которым надо было побыстрее заканчивать с разрядкой и возвращаться к целям и методам «холодной войны». К середине 1970-х, когда первый шок от Вьетнама прошел, а народы расслабились под многочисленные коммюнике мирных переговоров, у этих кругов появилась возможность реализовать возврат к конфронтации на уровне верховной государственной власти Соединенных Штатов.

[Председатель]

И Бжезинский был востребован. Что он имел перед собой, когда стал помощником президента по национальной безопасности? Итоги трех десятилетий гонки вооружений показывали: попытки задушить экономику СССР небывалыми военными расходами успеха не принесли. По объективным данным, промышленное производство в социалистических странах Европы с 1950 по 1970 год возросло в восемь раз, тогда как в развитых капиталистических — только втрое. В то время ничто не давало повода думать, что можно сломать Советский Союз, просто продолжая бесконечно наращивать ядерные и прочие арсеналы. Нужны были новые идеи, и помощник президента Картера такие идеи дал.

Он был умным человеком и квалифицированным политиком. Он понимал значение идеологии для такого общества, каким был Советский Союз и, скорее всего, предвидел, что произойдет в случае одномоментного, революционного слома цементировавшей державу коммунистической ортодоксии. И Бжезинский сделал ставку на то, что теперь называется информационной войной. Его рекомендации состояли в том, чтобы использовать представленные разрядкой возможности международного культурного обмена для разрушения идеологической базы социализма. Предлагая свое «направление главного удара», он рассчитывал, что «широко развернувшийся процесс интенсивного мирного обмена между Западом и Востоком, перерастая чисто экономические рамки, почти незаметно будет откалывать куски от теоретического здания коммунизма, способствовать эрозии социализма». В конечном счете это приведет к тому, что СССР перестанет существовать в том качестве, какого он достиг к началу последней четверти ХХ века. При этом он, скорее всего, потеряет возможности и статус сверхдержавы.

[Председатель]

К сожалению, глядя на сегодняшнее состояние Российской Федерации и прикидывая его вероятную динамику, приходится признать, что Збигнев Бжезинский оказался едва ли не первым победоносным командиром «холодной войны». Его стратегия принесла свои плоды — и, по историческим меркам, очень быстро. Ведь Советский Союз 1985 года отнюдь не был слаб и истощен. Крах великой державы произошел именно из-за взрывного, безоглядного, истерического уничтожения ее идеологии и мгновенно последовавшего за этим разрушения государственности СССР и системы власти в тех новых странах, которые образовались на его месте.

[Председатель]

Впрочем, анализ причин и перспектив современного положения России не входит в круг тем этой статьи. В нашем цикле мы пытаемся рассмотреть внешнеполитические перипетии второй половины минувшего века, причем преимущественно их военную ипостась.

А в области военной мысли в это время тоже появились заметные и достаточно выразительные новации.

Стратегия «реалистического устрашения» творчески развивалась. При этом основной зоной приложения усилий была углубленная проработка многочисленных аспектов ограниченной войны, прежде всего войны в Европе с использованием ядерного оружия. У военных теоретиков появились новые эмпирические данные — глубокое впечатление на всех произвела арабо-израильская война 1973 года. Она характеризовалась высоконапряженными действиями мобильных войск, широким применением автоматизированных систем оружия — в частности, беспилотных летательных аппаратов поля боя, — и быстрым достижением поставленных целей. Осмысление ее уроков, вкупе с учетом уже сосредоточенных на Европейском театре войны вооружений и возможностей новых типов боевых систем, привели американских аналитиков к созданию теории «короткой войны».

[Председатель]

Исходным постулатом этой теории, по освящённому десятилетиями обычаю, служила подготовка Варшавского договора к агрессии против западноевропейских стран, с непременным намерением Советов нанести свой удар первыми. В строгом соответствии с установками американской стратегии «реалистического устрашения» СССР должен был производить этот удар не межконтинентальными ракетами, а силами общего назначения. Удар следовало упредить, и проработка технологии такого упреждения на уровне тактических взглядов и военно-технических возможностей 1970-х и последующих годов и стала содержанием теории «короткой войны».

[Председатель]

Не следует впадать в заблуждение, считая, что война должна была начаться исключительно в ответ на фактическое нападение Восточного блока. В новой теории победа должна была быть достигнута обороняющейся — т.е. западной — стороной в большой степени за счет внезапности начала ею боевых действий. Надо думать, что внезапный опережающий удар всё-таки внезапнее внезапного ответного удара.

Так что здесь речь идет о превентивном нападении на вооруженные силы ОВД в «угрожаемый период», наступление которого будет определено по благоусмотрению стратегов Североатлантического союза.

А дальше, на основе опыта упомянутого арабо-израильского конфликта, делался вывод, что война должны быть непродолжительной, но крайне напряженной. Целями ее ставилось нанесение сокрушительного поражения главной группировке противника на театре или, в худшем случае, достижение «ничейного результата». Если действия обычных сил не приведут к желаемому исходу в течение двух недель, в дело должно быть употреблено тактическое ядерное оружие.